Дети в клетке

В колониях России живет 682 ребенка. Фото: Станислав Красильников / ТАСС

«Русская планета» встретилась с женщинами, которые рожали и растили детей в исправительной колонии

Полина Виноградова

2 июля, 2015 14:37

16 мин

В России работает 46 исправительных колоний для женщин. При 13 из них созданы дома ребенка, в которых содержатся дети, сопровождающие осужденных матерей. Один из них, рассчитанный на 100 детей, создан при челябинской женской исправительной колонии № 5.

По информации ФСИН на 1 июня 2015 года, в колониях России живет 682 ребенка. Матери родили их в тюрьме. Две заключенные рассказали РП, каково это — рожать и воспитывать детей за решеткой.

– Я и в страшном сне никогда не могла представить, что когда-нибудь окажусь в тюрьме. Понимаете, у меня была нормальная, самая обычная жизнь. Все шло по стандартному сценарию: школа, институт, замужество, рождение сына, свой бизнес. Постепенно дела начали идти в гору, мы купили хорошую квартиру, дачу, машину, два раза в год летали отдыхать за границу… В общем, жизнь удалась. А потом в один прекрасный день меня подставили. Все знают, что в России невозможно вести успешный бизнес, не балансируя на грани закона. Возможно, я сама, не заметив, переступила эту грань... Сейчас это неважно.

Через 1,5 года после первого обыска в моем офисе я оказалась в колонии, в челябинской «пятерке». Села по экономической статье. За то время, пока длилось следствие, потеряла не только все имущество, которое ушло на оплату адвокатов, но и мужа. Все, что он сказал мне, уходя из дома: «Ты сама во всем виновата». Сын, которому на тот момент исполнилось 17, решил жить вместе с ним. Я осталась одна. Мне предстояла отсидеть пять лет.

А через пару месяцев я вдруг поняла, что беременна. Перед судом, понимая, что меня ждет, я старалась утопить свои страхи в вине, пару ночей провела не одна. И теперь мне предстояло заплатить еще и за это.

Вот представьте на секунду: вам почти 40 лет, вас бросили все близкие, вам сидеть 5 лет за колючей проволокой и тут вы обнаруживаете, что беременны. Что делать в такой ситуации? Не знаете? Вот и я не знала. Рассказать не могу, что пережила, сколько ночей не спала. А потом вдруг очень ясно поняла: этот ребенок — мой второй шанс, другого не будет. Если я его убью, то вместе с ним убью и себя. А если сумею сохранить, вырастить, поставить на ноги, то у меня будет вторая жизнь. Хорошо помню ту минуту, когда я это поняла. Больше у меня никаких переживаний на эту тему не было, кроме одного — как вырастить моего малыша. Кто это будет, сын или дочка, я не знала до последнего: в колонии вам никто ради таких мелочей УЗИ делать не будет.

Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС

Первое, что я сделала — изучила законы. Выяснила, что мой ребенок сможет оставаться вместе со мной в колонии только до трех лет. После этого его придется отдать — либо кому-то из родных, кто согласится стать опекуном, либо в детский дом. Моя мама незадолго перед этим умерла, а больше у меня никого не осталось. Первый вариант отпадал. Второй, как сами понимаете, меня не устраивал. Поэтому мне оставалось одно: любыми путями добиваться, чтобы меня освободили по УДО до того, как моему ребенку исполнится три года.

Роды за решеткой — это такой ужас и унижение, что и представить нельзя. Но я через это прошла, стиснув зубы. Когда становилось невыносимо, говорила себе: «Помни, ты рожаешь новую жизнь». На свет появился сын.

В 2012 году в доме ребенка при ИК-5, кроме моего сына, было еще около 80 детей. А еще было восемь комнат, в которых мамы могли жить вместе с детьми. Попасть в одну из них мечтала каждая из мамочек, но шансы были только у одной из десяти. Сразу скажу: мне не повезло. Я пыталась заслужить право быть рядом со своим ребенком, укладывать его спать, кормить, переодевать. Не вышло. Одна из сотрудниц потом мне шепнула: «Даже не пытайся. Туда селят только мамочек, у которых очень больные дети. Чтобы если с ними что-то случится, они за это сами и отвечали. Если ребенок умрет под нашим присмотром, у нас будут проблемы. А так мамочки сами виноваты».

Все время, пока мы с сыном были в тюрьме, я виделась с ним только два раза в день, по часу. Матерям дозволялось лишь вывести ребенка на прогулку — уход за нашими детьми был прерогативой персонала. А все остальное время мне оставалось лишь гадать, жив сын или нет. Когда ему было два года, в доме ребенка за полгода умерло двое младенцев. Одному еще и месяца не было — все списали на внутриутробную инфекцию. А у другого вдруг оказались сломаны оба бедра. Почему, как, мы так толком и не узнали.

Я очень переживала, сможет ли мой сын нормально адаптироваться к жизни на свободе, когда мы выйдем. Ведь он не видел ничего за пределами колонии. Когда детишек однажды вывезли на экскурсию за колючую проволоку, то очень испугался, плакал. Не понимал, что такое вокруг, почему все иначе.

Меня освободили по УДО, когда сыну исполнилось 2,5 года. Мне как бывшей заключенной с ребенком, назначили пособие — 700 с небольшим рублей в месяц. Как мы должны были на него жить, не представляю. Ведь после тюрьмы утроиться на нормальную работу почти нереально.

Мне повезло, что мои друзья нам помогли. Без них мы бы пропали. Теперь я работаю, все понемногу налаживается. Одна проблема — пока никак не могу отдать сына в садик. Он кричит, даже если я просто ухожу в другую комнату. Прошу рассказать, чего случилось, а он молчит. Сразу замыкается в себе и говорит: «Мама, не надо, пожалуйста, я больше не буду». Больше всего на свете я хотела бы знать, что он вспоминает, произнося — «не надо». Понимаете, к детям в колонии, может, и стараются относиться хорошо, но все равно думают, что их судьба предопределена. Если мать преступница, то и ребенок вырастет преступником. И обращаются с детьми соответственно. Людей в форме сын боится.

Знаете, что я еще заметила? Дети в колониях не плачут. Только поскуливают. Плакать они боятся. Мой сын первый раз громко зарыдал через полгода после колонии.

Вообще, я много разговаривала с другими женщинами, пока сидела. Многие из них за решеткой не в первый раз, по 2–3 ребенка родили, пока отбывали срок. Они рассказывали, что в Челябинске условия по сравнению с другими зонами просто курортные.

Во многих колониях вообще нет родильных отделений, беременные рожают в ЛПУ в соседней палате с туберкулезными больными. Одна из женщин рожала в «вольной» больнице, так ее там пристегнули наручниками к родильному креслу, а после родов дали отлежаться всего два часа. Потом погрузили в автозак, и стоя отвезли назад, в общую камеру на 70 человек.

В некоторых домах ребенка плохо топят, там зимой температура около минус восьми градусов, а дети спят на голой клеенке, потому что белья не хватает. Анализы на СПИД у детей берут только тогда, когда им исполнится 1,5 года. А до этого и ВИЧ-инфицированные, и здоровые спят и едят рядом, играют одними игрушками. В некоторых домах ребенка детей насильно будят в пять утра, и сажают на горшок. А чтобы они не мешали спать нянечкам, привязывают к горшку колготками. Наслушавшись таких рассказов, я поняла, что нам с сыном еще повезло. Могло быть гораздо хуже.

– В тюрьме все говорят, что сели не за что. Я села за дело — сама виновата, связалась не с теми людьми. Когда меня арестовали, была уже беременна. Аборт делать было поздно, сроки вышли. Потом выяснила — хорошо, что забеременела до колонии. Таких как я хоть немного жалеют. А к тем, кто беременеет за решеткой, охранницы совсем плохо относятся. Говорят — это они специально, чтобы послабления получить.

Беременным и кормящим дают питание лучше, на работу не отправляют, в карцер не помещают. Няни в доме ребенка жаловались, что потом такие мамаши к детям вообще не приходят, хотя могут посещать каждый день. Рассказывали, что одна такая мамочка, пока сидела, постоянно писала жалобы, что за ее ребенком плохо следят. А потом, когда вышла, насмерть забила его ремнем.

Когда пришло время рожать, меня из Перми перевели в Челябинск, в «пятерку». Сказали, если нормально рожу и отдам ребенка моей маме или мужу, то меня вернут обратно в Пермь. А если оставлю с собой, то буду жить с ним в Челябинске. Мужу отдать дочку я не могла — он пьет по-черному. А у мамы новый муж, своя семья, ей не до меня с моими проблемами. Если и согласилась бы взять, то когда я вышла бы, дочка меня даже не узнавала бы. Решила, что оставлю здесь, в колонии, чтобы хоть иногда ее видеть.

Рожать было страшно. Вдруг до меня на этом кресле какая-нибудь наркоманка со СПИДом рожала, и я заражусь. Во время родов я потеряла много крови. Медсестра говорила, что мне бы дня три-четыре отлежаться, а меня уже через сутки отправили назад в общую комнату, где кроме меня было еще 40 человек.

У меня температура была еще долго. Кровотечение продолжалось, очень хотелось помыться, но негде было — баня раз в неделю, пришлось ждать. Когда становилось совсем плохо, за мной ухаживала одна женщина. Она сидела за то, что убила мужа — он ее избивал так, что синяя ходила. Очень добрая была, не понимаю, как такую довели, что за нож взялась. За это время, пока я температурила, молоко у меня пропало. Очень жалко: иначе я могла бы ходить на кормление шесть раз в день и видеть дочку.

Заключенные исправительной женской колонии № 5 в Доме ребенка на территории колонии.

Потом меня спросили, хочу ли я дочку покрестить. Я, конечно, согласилась — мало ли что может случиться, пусть хоть умрет православной. Женщины говорили, что это плохая примета: если ребенка окрестить в тюрьме, то он снова в ней окажется, когда вырастет. Я решила, что не буду никого слушать и окрещу. Может, так у дочки ангел-хранитель появится, убережет от смерти. Тем более что она родилась слабенькой, все время болела.

Врачи сказали — это из-за того, что я выпивала во время беременности. Но я не верю, думаю из-за нервов, очень уж переживала. Там, в колонии, вообще все сваливают на мамочек — если у ребенка что-то не так, то сразу они виноваты. А у нас разные сидели, многие ничего вредного для ребенка не делали, а все равно дети рождались больные. Я думаю, это потому, что в общей камере сидит много человек, дышать совсем нечем. Я когда беременная была, часто задыхалась и в обморок падала. А еще от плохого питания. Все завидуют, что мамочек кормят лучше, а мне, пока была беременная, давали сверх нормы только 300 граммов творога и два яйца в неделю. Не такие уж и блага, чтобы ради этого рожать.

Дочку два раза за все время, пока она была в доме ребенка, выводили из колонии на свободу. Какие-то благотворители брали детей в зоопарк и в кукольный театр. Спасибо, конечно, но лучше бы им просто показали, что такое город, как там живут. Зачем им показывать слонов, если они обычную кошку никогда не гладили. Они ведь сидят в четырех стенах и совсем ничего не знают. Что они видят — забор и колючую проволоку? Даже автобусы от машин по виду не отличают.

Меня освободили, когда дочке было 3,5 года. Последние полгода она провела с моей мамой. Но меня не забыла, узнала, заулыбалась. Хотя пока мы были с дочкой в колонии, мне давали свидание с ней по 2 часа в день. Ты ведь в колонии не можешь кормить своего ребенка, укладывать его спать — все это делает персонал. А когда дочка болела, меня к ней и вовсе не пускали, говорили: не до прогулок, вот выздоровеет — пустим. Как она там, что с ней, знала только с чужих слов, а так хотелось хотя бы к ней прикоснуться.

За решеткой я освоила две новые профессии. Теперь могу работать пекарем и электромонтером. До тюрьмы была продавцом, но кто на такую должность сидевшую возьмет? Надеюсь утроиться пекарем, дочку же кормить надо. Ей надо отъедаться, она у меня после колонии совсем худенькая, бледная. Каждый вечер молюсь, чтобы она не повторила мою судьбу, не рожала за решеткой. Она и так три года отсидела за мои грехи.

«Русская планета» попросила ГУФСИН по Челябинской области прокомментировать рассказы матерей, чьи дети провели три года в доме ребенка при ИК-5.

– Все беременные женщины, отбывающие наказание в ИК-5 ГУФСИН России по Челябинской области, находятся под наблюдением медицинских организаций города Челябинска и врачей-гинекологов больницы ФКУЗ МСЧ-74 ФСИН России. В ней есть гинекологическое отделение на 25 коек, работают два врача-гинеколога, — рассказал РП начальник пресс-службы ГУФСИН России по Челябинской области Иван Мишанин. — Рожают осужденные женщины в городских больницах. В 2014 году на свет появилось 60 малышей, в 2015 году — 44 ребенка. К сожалению, практически все такие матери являются наркоманками и страдают от алкогольной зависимости, а более 70% из них — от различных инфекционных заболеваний, таких как ВИЧ и гепатиты. Поэтому все беременные находятся под наблюдением врача-инфекциониста, при необходимости получают перинатальную профилактику передачи ВИЧ, благодаря чему среди малышей не зарегистрировано ни одного случая инфицирования от матери.

По словам Мишанина, в 2015 году в ИК-5 создан отряд реабилитации. Теперь беременные и недавно родившие женщины могут жить в удобных комнатах, рассчитанных на 2-4 человек.

– После рождения малыши поступают из роддомов Челябинска в дом ребенка при ИК-5. Он рассчитан на 125 детей, сейчас в нем живет 96 воспитанников. У каждой группы в доме ребенка есть собственная спальня, игровая и санитарная комнаты, раздевалка. Для занятий гимнастикой и лечебной физкультурой оборудован спортивный зал. Созданы полубоксы на 12 мест для изоляции больных детей. Кормящие матери могут посещать детей 6 или 7 раз в день, все остальные — два раза в день. Во время этих посещений они могут прогуляться со своими малышами на свежем воздухе.

Мишанин подтвердил, что сотрудники проводят для своих подопечных различные экскурсии — например, к светофору, в магазин, в парикмахерскую, к ближайшему детскому саду, иногда выводят детей на пешие прогулки по улицам города. Летом для детей организовывают поездки в парки, театры, дельфинарии. Зимой малышей вывозят на «Рождественские елки».

Ирина Логунова, сопредседатель благотворительного фонда «Надежда»:

– Мне довелось побывать во многих колониях России, где отбывают наказание матери с детьми, поскольку наш фонд занимается постпенитерциарным сопровождением таких женщин. К сожалению все, о чем рассказывают Ольга и Юлия, имеет место быть — так уж устроена российская система отбывания наказаний. При этом Челябинская колония № 5 и дом ребенка, который при ней работает, — одни из лучших, что мне доводилось видеть.

Здесь хотя бы есть родильный дом, построенный специально для заключенных рожениц, а их в России всего два. Здесь не происходят такие дикие случаи, как в архангельском СИЗО, когда мать, потерявшая молоко, две недели вынуждена была кормить грудного младенца жеваным хлебом, пока вся тюрьма не взбунтовалась в ее защиту. Здесь есть комнаты для совместного проживания матерей с детьми, причем они намного лучше, чем в мордовской колонии № 2 потому, что в них есть вода и газовые плитки, мать имеет возможность помыть своего ребенка и приготовить ему еду. Другой вопрос, что таких комнат ничтожно мало, и попадают в них единицы. Это нужно срочно менять, как и всю систему отношения государства к осужденным женщинам и их детям.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе